Беглый труп не вернулся. А жаль, была у меня соответствующая робкая надежда…

– Его нет, – озвучила очевидное Машенька. – Но он был, я точно помню…

– Давай рассуждать логически…

Мы прижались спинами к теплой стене и зашептались:

– Вариантов всего два: либо это был не труп, и он ушел сам, либо все-таки труп, и его кто-то забрал, – рассудила я. – Ты уверена, что видела мертвое тело? Именно мертвое, а не спящее, например?

– У него голова была разбита до крови, и лежал он не так, как спящий, – ответила Машенька.

Я согласно кивнула: никогда не видела, чтобы кто-то спал, неуютно вывернув руки и уткнувшись лицом в землю. Помнится, при взгляде на тело в траве я подумала, что оно похоже на марионетку, которой перерезали ниточки в момент энергичной пляски.

– То есть мы не думаем, что этот тип с разбитой головой мог уйти сам, так? – продолжила я. – Но он исчез. Значит, кто-то помог ему это сделать. А кто и как?

– Как насчет той жуткой бабки? – предложила Машенька, для понятности потыкав пальчиком вверх.

Очевидно, баба Тося произвела на нее очень сильное впечатление.

– Думаешь, старушка могла затащить труп к себе в окошко?

– Думаю, сначала она могла этот труп в окошко выбросить. – Машенька поежилась. – Такая мегера легко укокошит кого угодно!

– Ты пристрастна, – укорила ее я. – Баба Тося – добропорядочная гражданка, у нее в спальне вся стена грамотами и вымпелами завешана, а еще она до сих пор патрулирует улицы в составе добровольной народной дружины!

– А есть еще такая дружина?!

– Пока есть баба Тося с подругами, ДНД быть! Короче, оставь старушку в покое, она вне подозрений. Тем более что у нее варенье.

– Варенье – это не алиби!

– Ха! Ты пробовала когда-нибудь варить в большом тазу абрикосовое варенье? Его мешать надо постоянно, иначе пригорит! Да бабе Тосе сейчас даже муху прихлопнуть некогда!

– Ну, предположим, – неохотно сдалась Машенька. – Тогда как ты видишь картину преступления?

– Само убийство пока никак не вижу, а вот эпизод с транспортировкой трупа…

Я прошлась туда-сюда по дорожке, внимательно глядя под ноги.

– Ага!

– Что – ага? – тут же подскочила ко мне Машенька.

– Видишь эту бурую кляксу? Знаешь, что это?

– Фу! И знать не хочу!

– А напрасно. – Я наклонилась ниже, отважно понюхала неаппетитное пятно и убежденно кивнула. – Точно, это раздавленный абрикос. Он слегка подгнил, и баба Тося выбросила его из таза с фруктами для варенья за окно кухни.

– И что?

– А то, что это может быть след!

Пригнувшись, я пошла по отливу и чуть дальше нашла еще одну коричневую кляксу.

– Видишь, часть раздавленного абрикоса прилипла к подошве и вот тут отвалилась, идем дальше… А вот здесь тот, кто раздавил абрикос, наступил на окурок, видишь, он тоже коричневым измазан… И какой вывод мы можем сделать?

– Тут прошел кто-то очень невезучий, – предположила Машенька. – Или близорукий, раз не видит, куда наступает. Или слишком гордый – задрал нос и не смотрит под ноги…

– Или же он нес в руках что-то такое большое, что мешало ему смотреть под ноги!

– Труп!

Мы с новой напарницей переглянулись и, не сговариваясь, с ускорением двинулись за угол.

– Эх, свидетелей бы поискать, – вздыхала на ходу Машенька. – Кто-то ведь мог это увидеть…

– Да кто сейчас смотрит в окна, и старые и малые – все в смартфоны таращатся, в виртуальности развлекаются, – досадливо заметила я. – Хотя… Может, и есть один такой человечек.

Я сменила курс и двинулась к виноградной беседке вблизи детской площадки. Оттуда доносились голоса.

– Что за люди? Еще информаторы? – шепотом поинтересовалась Машенька.

– Там всего один человек, – так же шепотом ответила я, разводя руками виноградные плети. – Это Нина Евгеньевна, пенсионерка из третьего подъезда. Она фанатеет от телесериалов, смотрит все подряд, раньше из своей квартиры днями не выходила, но теперь ей взрослые дети внуков на лето подбросили, так что она сидит в беседке с переносным телевизором. Одним взглядом на экран смотрит, вторым – на внуков в песочнице, уж не знаю, успевает ли еще хоть что-нибудь вокруг себя замечать, но мы все-таки спросим…

Я обошла беседку, заглянула в проем открытого входа и приветствовала синеволосую даму в кружевной тени:

– Добрый день, Нина Евгеньевна! Гуляете?

– А, Инночка! – узнала меня соседка. – Здравствуй, здравствуй, детка! Да, пасу тут свою малышню.

Малышня, судя по доносящимся из песочницы звукам, находилась на очень вольном выпасе. Во всяком случае, я отчетливо слышала чьи-то топот и кхеканье, сопровождающие варварское разрушение куличиков, а также чье-то плаксивое хныканье, обещающее вскоре превратиться в мощный рев.

Понимая, что времени у меня мало, я поспешила задать свой главный вопрос:

– Нина Евгеньевна, за последние четверть часа мимо вас никто не проходил?

– Вы отстали? – понятливо, но непонятно спросила соседка. – Ах, свадьба, свадьба, как же это красиво!

– Какая свадьба? – пробормотала Машенька.

– Мы обвенчаемся на высоком морском берегу! – ответил ей бархатный мужской голос из телевизора. Такой чарующе-сладкий, что я бы ему ни на грош не поверила – ага, женится он, как же! Поматросит, да и бросит! – Под распахнутым небом, в оливковой роще, среди цветов и птиц!

– Ах! – вздохнула Нина Евгеньевна, пуская слезу из-под очков.

Нарастающий рев в песочнице из инфразвука, ощущающегося как вибрация под ногами, обещал вот-вот вырваться в слышимый диапазон.

– Так кто прошел-то мимо вас? – настойчиво спросила я благодарную телезрительницу.

– Ну, жених же, наверное, кто еще нес бы невесту на руках? – явно досадуя на то, что я отвлекаю ее от просмотра, ответила она.

– Невеста красивая? – быстро спросила Машенька.

– Все невесты красивые, – пожала плечами соседка. – Вся в белом, только венок на голове красный, вроде из маков, необычно, конечно, но интересно…

Мы с Машенькой переглянулись, и в этот момент акустический удар из песочницы сотряс беседку, антенна переносного телевизора вздрогнула, экран пошел рябью, и Нина Евгеньевна осознала реальность, данную ей в ощущениях.

– Дети! – вскричала она, устремляясь прочь из беседки.

– Ах, я даже не знаю, можно ли вам верить, сударь, – кокетливо промолвил женский голос из телевизора. – Конечно, каждая девушка мечтает о подвенечном платье…

– Не знаю, можно ли ей верить, – повторила я, имея в виду Нину Евгеньевну как свидетельницу.